екатерина орлова / 21.11.2023 / 3 минуты
Будущее за нами? Как искусственный интеллект изменит экономику
«Искусственный интеллект – фундаментальная угроза всей цивилизации», – заявил Илон Маск. «Технологии – путь к развитию», – ответили технооптимисты. Кажется, за последние годы мир действительно поменял свое отношение к ускоренному технологическому развитию: мы переходим от однозначной критики с позиции страха в сторону рационального анализа и взвешенным выводам. Авторы-экономисты из The New York Times, The Economist, Bloomberg публикуют статьи-прогнозы о развитии искусственного интеллекта (ИИ), государственные деятели встречаются на саммитах по регулированию новых технологий, а недавно в МГИМО прошла конференция «Цифровые международные отношения». Мы решили поделиться с вами тремя основными тенденциями развития ИИ в экономике, которые ученые предсказывают чаще всего, – и тремя заметками, объясняющими, что с этими прогнозами не так. Спойлер: обошлось без восстания машин.
- Екатерина Орловаколумнист FOUR
1. Мы будем работать продуктивнее
Рутинные процессы будут автоматизированы, а отнимавшие часы задачи будут выполняться за минуты. Аналитики Goldman Sachs подсчитали: ИИ увеличит средние темпы роста производительности труда только в одних США на 1,5% в год, или на 15% в десятилетие. Скачок производительности приведет к росту благосостояния и повышению уровня жизни, верят технооптимисты. По оценкам консалтинговой компании McKinsey, ИИ сможет ежегодно вливать в экономику от $14 до 22 трлн (последняя цифра примерно равна текущему ВВП США).
Так мы сталкиваемся с первым противоречием. Дарон Аджемоглу, профессор MIT и автор бестселлера «Почему одни страны богатые, а другие бедные», и Саймон Джонсон, коллега Аджемоглу, в этом году опубликовали книгу «Власть и прогресс», посвященную угрозам ИИ. Основную идею, которую следует вынести из книги, можно сформулировать так: технологии важны, но будут ли они хороши для общества, зависит от самого общества. Аджемоглу приводит в пример технологический бум в Западной Европе и в США после Второй мировой войны. Экономика росла высокими темпами, использовалось новое, более эффективное промышленное оборудование, но работники не «оставались за бортом», а получали новые задачи, сохраняя работу и уровень заработной платы. Как пишут экономисты, это было следствие осознанных решений руководящих лиц. Сейчас, по их мнению, ситуация изменилась: на смену автоматизированным старым задачам не пришли более содержательные новые, поэтому о повышении эффективности говорить сложно.
Если обращаться к цифрам, то можно вспомнить «парадокс производительности» – наблюдение экономиста Роберта Солоу, в 1987 году заявившего: «Цифровая эпоха видна повсюду, кроме статистики производительности». Солоу писал про эпоху 70-80-х, но экономисты объясняют его концепцией и современное десятилетие. Развитие нейросетей, улучшение компьютерных технологий – «инновационная эпоха», как ее часто называют – не отражены в нынешних темпах роста производительности. Так, в 2010-19 производительность труда в США росла на 1,1% ежегодно, а в предшествующем десятилетии – на 2,5%. Отсюда вывод: в плане производительности мы наблюдаем один из самых «медленных» периодов развития технологий.
Рутинные процессы будут автоматизированы, а отнимавшие часы задачи будут выполняться за минуты. Аналитики Goldman Sachs подсчитали: ИИ увеличит средние темпы роста производительности труда только в одних США на 1,5% в год, или на 15% в десятилетие. Скачок производительности приведет к росту благосостояния и повышению уровня жизни, верят технооптимисты. По оценкам консалтинговой компании McKinsey, ИИ сможет ежегодно вливать в экономику от $14 до 22 трлн (последняя цифра примерно равна текущему ВВП США).
Так мы сталкиваемся с первым противоречием. Дарон Аджемоглу, профессор MIT и автор бестселлера «Почему одни страны богатые, а другие бедные», и Саймон Джонсон, коллега Аджемоглу, в этом году опубликовали книгу «Власть и прогресс», посвященную угрозам ИИ. Основную идею, которую следует вынести из книги, можно сформулировать так: технологии важны, но будут ли они хороши для общества, зависит от самого общества. Аджемоглу приводит в пример технологический бум в Западной Европе и в США после Второй мировой войны. Экономика росла высокими темпами, использовалось новое, более эффективное промышленное оборудование, но работники не «оставались за бортом», а получали новые задачи, сохраняя работу и уровень заработной платы. Как пишут экономисты, это было следствие осознанных решений руководящих лиц. Сейчас, по их мнению, ситуация изменилась: на смену автоматизированным старым задачам не пришли более содержательные новые, поэтому о повышении эффективности говорить сложно.
Если обращаться к цифрам, то можно вспомнить «парадокс производительности» – наблюдение экономиста Роберта Солоу, в 1987 году заявившего: «Цифровая эпоха видна повсюду, кроме статистики производительности». Солоу писал про эпоху 70-80-х, но экономисты объясняют его концепцией и современное десятилетие. Развитие нейросетей, улучшение компьютерных технологий – «инновационная эпоха», как ее часто называют – не отражены в нынешних темпах роста производительности. Так, в 2010-19 производительность труда в США росла на 1,1% ежегодно, а в предшествующем десятилетии – на 2,5%. Отсюда вывод: в плане производительности мы наблюдаем один из самых «медленных» периодов развития технологий.
Дарон Аджемоглу
2. Мы не будем работать
Технологическая безработица – термин, популяризованный Джоном Мейнардом Кейнсом, английским экономистом, в эссе «Экономические возможности для наших внуков» (1930). Под этой безработицей подразумевают потерю мест из-за технологического прогресса. К слову, в то время она пугала не только экономистов: страхом появления общества машин поделился Курт Воннегут в книге «Механическое пианино». Но Кейнс все же верил: технологическая безработица (как минимум в его эпоху) – лишь адаптационный этап, «окно» для переквалификации сотрудников.
Сейчас же на сцену вновь выходят Аджемоглу и Джонсон, убежденные, что в наши дни ситуация иная: из-за автоматизации работники или полностью лишаются рабочих, или теряют в заработной плате. Ученые приводят собственную статистику: мужчины в США без высшего образования в реальном выражении зарабатывают на одну пятую меньше, чем 40 лет назад. Доказательство убедительности позиции экономистов – недавняя забастовка голливудских сценаристов и актеров: одним из многочисленных требований артистов было создание законодательной рамки для использования ИИ в создании кинопроектов.
И все же с Аджемоглу могут поспорить аналитики Goldman Sachs. Они поделились прогнозами влияния ИИ на рынок труда: профессии в ряде сфер – юридической, административной или инженерной – действительно могут оказаться под угрозой. В то же время вытеснение старых профессий компенсируется созданием новых. Вспомните: с появлением Microsoft Excel, работающего с электронными таблицами, уменьшается необходимость в бухгалтерах, но увеличивается в аналитиках. Интернет мог заменить администраторов и секретарей, но он создал потребность в веб-дизайнерах, разработчиках, диджитал-маркетологах, менеджерах маркетплейсов – и список новых профессий только растет. Исследование экономиста Дэвида Аутора показало, что сейчас 60% работников имеют профессии, которых не существовало 80 лет назад. Выводы, к которым приходят экономисты Goldman Sachs, следующие: да, часть профессий действительно может оказаться под влиянием ИИ, но речь идет не о полной замене людей, а скорее о дополнении навыков работников возможностями ИИ.
Технологическая безработица – термин, популяризованный Джоном Мейнардом Кейнсом, английским экономистом, в эссе «Экономические возможности для наших внуков» (1930). Под этой безработицей подразумевают потерю мест из-за технологического прогресса. К слову, в то время она пугала не только экономистов: страхом появления общества машин поделился Курт Воннегут в книге «Механическое пианино». Но Кейнс все же верил: технологическая безработица (как минимум в его эпоху) – лишь адаптационный этап, «окно» для переквалификации сотрудников.
Сейчас же на сцену вновь выходят Аджемоглу и Джонсон, убежденные, что в наши дни ситуация иная: из-за автоматизации работники или полностью лишаются рабочих, или теряют в заработной плате. Ученые приводят собственную статистику: мужчины в США без высшего образования в реальном выражении зарабатывают на одну пятую меньше, чем 40 лет назад. Доказательство убедительности позиции экономистов – недавняя забастовка голливудских сценаристов и актеров: одним из многочисленных требований артистов было создание законодательной рамки для использования ИИ в создании кинопроектов.
И все же с Аджемоглу могут поспорить аналитики Goldman Sachs. Они поделились прогнозами влияния ИИ на рынок труда: профессии в ряде сфер – юридической, административной или инженерной – действительно могут оказаться под угрозой. В то же время вытеснение старых профессий компенсируется созданием новых. Вспомните: с появлением Microsoft Excel, работающего с электронными таблицами, уменьшается необходимость в бухгалтерах, но увеличивается в аналитиках. Интернет мог заменить администраторов и секретарей, но он создал потребность в веб-дизайнерах, разработчиках, диджитал-маркетологах, менеджерах маркетплейсов – и список новых профессий только растет. Исследование экономиста Дэвида Аутора показало, что сейчас 60% работников имеют профессии, которых не существовало 80 лет назад. Выводы, к которым приходят экономисты Goldman Sachs, следующие: да, часть профессий действительно может оказаться под влиянием ИИ, но речь идет не о полной замене людей, а скорее о дополнении навыков работников возможностями ИИ.
Кадр из фильма "Время"
3. Мы будем работать меньше
В уже упомянутом эссе «Экономические возможности для наших внуков» Кейнс предположил, что в будущем люди будут работать меньше, чем в его годы, и проблема заполнения свободного времени станет одной из ключевых для работников. Пока мы с ужасом ждем исполнения предсказания Кейнса и ломаем голову, как же будем решать эту проблему, некоторые современные экономисты говорят, что это будущее может быть совсем близко. Джейми Даймон, генеральный директор «JPMorgan Chase», предсказал, что информационные технологии приведут к трехдневной рабочей неделе.
Теперь обратимся к исследованиям других авторов (и, вероятно, к нашему собственному опыту), которые доказывают: развитие технологий и повышение производительности приводят к высвобождению времени – времени, которое мы, в свою очередь, вновь тратим на работу. Дженни Оделл, профессор Стэнфорда, в книге «How to Do Nothing: Resisting the Attention Economy», заявила: из-за прикованности к девайсам и использовании их для выполнения рабочих задач вместе эффекта высвобождения времени мы сталкиваемся с распространением работы на все свободные часы, что особенно дало о себе знать во время пандемии. Технологии настолько сильно размыли границы между работой и отдыхом, что в некоторых странах, например, в Бельгии, действуют законы о праве на отключение от сети («the right to disconnect»). Под этим подразумевается, в частности, право работника не быть на связи в нерабочее время.
Как бы занимательно ни было прогнозирование или исследование статистики, очевидно, что по-настоящему оценить влияние ИИ на экономику мы сможем еще не скоро. Можно быть технопессимистом, как Илон Маск, можно верить в пользу технологического прогресса, как Кейнс, но, пожалуй, самым надежным решением было бы прислушаться к реалистам вроде Аджемоглу и Джонсона: развитие технологий неизбежно, а что оно за собой повлечет – пользу или вред – зависит только от нас.
В уже упомянутом эссе «Экономические возможности для наших внуков» Кейнс предположил, что в будущем люди будут работать меньше, чем в его годы, и проблема заполнения свободного времени станет одной из ключевых для работников. Пока мы с ужасом ждем исполнения предсказания Кейнса и ломаем голову, как же будем решать эту проблему, некоторые современные экономисты говорят, что это будущее может быть совсем близко. Джейми Даймон, генеральный директор «JPMorgan Chase», предсказал, что информационные технологии приведут к трехдневной рабочей неделе.
Теперь обратимся к исследованиям других авторов (и, вероятно, к нашему собственному опыту), которые доказывают: развитие технологий и повышение производительности приводят к высвобождению времени – времени, которое мы, в свою очередь, вновь тратим на работу. Дженни Оделл, профессор Стэнфорда, в книге «How to Do Nothing: Resisting the Attention Economy», заявила: из-за прикованности к девайсам и использовании их для выполнения рабочих задач вместе эффекта высвобождения времени мы сталкиваемся с распространением работы на все свободные часы, что особенно дало о себе знать во время пандемии. Технологии настолько сильно размыли границы между работой и отдыхом, что в некоторых странах, например, в Бельгии, действуют законы о праве на отключение от сети («the right to disconnect»). Под этим подразумевается, в частности, право работника не быть на связи в нерабочее время.
Как бы занимательно ни было прогнозирование или исследование статистики, очевидно, что по-настоящему оценить влияние ИИ на экономику мы сможем еще не скоро. Можно быть технопессимистом, как Илон Маск, можно верить в пользу технологического прогресса, как Кейнс, но, пожалуй, самым надежным решением было бы прислушаться к реалистам вроде Аджемоглу и Джонсона: развитие технологий неизбежно, а что оно за собой повлечет – пользу или вред – зависит только от нас.
Вам понравилась эта статья?
Смотрите также:
