"Красной нитью: эволюция левой мысли в Латинской Америке от Боливара до Чавеса”

Левая мысль, в той или иной форме, всегда шла бок о бок с политикой латиноамериканских стран. Исторически в Латинской Америке сформировался благоприятный климат для левых идей: традиции социальной солидарности и коллективизма, высокий уровень социального неравенства, сохранение зависимости от других держав. За столь, относительно Старого Мира, недолгий период политической активности, регион пережил проявления левой мысли в самых разных формах: от классических социал-демократов до вооружённых партизанских группировок и религиозных движенией. 

История левой латиноамериканской мысли берёт своё начало приблизительно с XIX века, когда громкие лозунги об освобождении стали идеологической основой войны за независимость латиноамериканских стран от Испании. Многие предводители антииспанских восстаний были хорошо знакомы с работами европейских мыслителей эпохи Просвещения, вдохновлялись примерами Великой Французской Революции и, в большей степени, Войной за независимость в США. Мыслители “военного времени” были ближе не к “левым”, а скорее к классическому европейскому либерализму с его верой в конституцию, республиканский строй и свободный рынок.

Симон Боливар — самый именитый герой войны за независимость, которого в Латинской Америке называют не иначе как  El Libertador (Освободитель – прим. ред.), и уважение к которому объединяет практически все страны региона. В его идеях можно явно рассмотреть влияние эпохи Просвещения: Боливар был убеждён, что в образованных латиноамериканских государствах во главе республик с системой разделения властей должен стоять президент, а рабство следует отменить. Он также был одним из авторов конституции Боливии.

Вместе с тем, Боливар не верил в способность латиноамериканских стран к самоуправлению ввиду длительной колониальной зависимости, поэтому в его проектах прослеживаются и консервативные черты: республики исключительно унитарные, исполнительная власть наделена широкими полномочиями, президент занимает пост пожизненно, а в одной из палат парламента депутаты сменяются наследственно. Крайне важной является идея Боливара о конфедерации латиноамериканских государств —интеграции ради сплочения стран континента и совместной защиты от внешних и внутренних врагов. По мнению мыслителя, из-за общности языка и культуры жители всех латиноамериканских стран принадлежат одной нации, а значит, должны быть в единых границах. Некоторые даже называют этот проект первой в истории системой коллективной безопасности. Великая Колумбия, объединявшая в себе несколько современных латиноамериканских государств, может считаться частичным воплощением задумки, однако в 1831 году она распалась, просуществовав всего 22 года.

Пропитанные пафосом освобождения размышления Боливара были приняты сторонниками бывшего президента Венесуэлы У. Чавеса под именем “боливаризм”. В 1970-х идеи Боливара пережили настоящий ренессанс. Хотя чависты и привнесли в них свои леворадикальные изменения, основные идейные основы сохранились: антиимпериализм, латиноамериканская интеграция, требования социального равенства, расширения конституционных прав и обеспечения общего образования. Патриотизм Боливара заложил идеологический фундамент для режима Чавеса и некоторых других латиноамериканских левых режимов.

История XIX века в Латинской Америке – история борьбы между консерваторами и либералами: за это время в регионе было принято около ста конституций. Линией раскола чаще всего служил уровень вовлечённости католический церкви в государственное управление. Утопический (ранний) социализм, возникший в Европе в XIX в., также не прошёл мимо внимания латиноамериканских теоретиков. Аргентинец Эстебана Эчеверриа много рассуждал о соотношении общественного и личного и видел в последнем корни тех бед, что постигли Аргентину после обретения независимости. Мыслитель также подчёркивал важность равенства, для достижения которого необходимо, чтобы каждый гражданин равно участвовал в пользовании плодами своего труда и разума (близко по смыслу к формуле Сен-Симона “от каждого по его способностям, каждому по его делам”). Проникнувшие в Латинскую Америку из Франции идеи первых социалистов, а также “весна народов” 1848-1849 гг. всколыхнули население: радикальным социалистам даже удалось захватить столицу Колумбии и 8 месяцев удерживать её под контролем, создав т.н. “Боготинскую коммуну”.

Бразильский теоретик Тобиас Баррето был одним из первых, кто познакомил Латинскую Америку с марксизмом. Критикуя капитализм и социальное неравенство, он, тем не менее, не был последовательным марксистом и развивал собственные идеи. Так, он говорил о разобщённости бразильской нации и критиковал французский девиз “Liberté, Égalité, Fraternité” (Свобода, равенство, братство – прим ред.).

Другой важный для региона левый идеолог – кубинец Хосе Марти. Будучи поэтом, писателем, публицистом, он творил во второй половине XIX века, когда Куба всё ещё была испанской колонией. Лейтмотив всех его рассуждений – снова освобождение: Х. Марти стал революционером, идеологическим лидером движения за независимость. Он подчёркивал особенность идентичности кубинцев и предупреждал об опасности американского экспансионизма. В то время, когда Испания начала терять своё влияние на Кубе, многие местные жители заговорили о возможной аннексии со стороны США как благоприятном исходе.

Об отношении Хосе Марти к этой инициативе ясно даёт понять его цитата: «Только тот, кто не знает нашей страны или США, не знает законов образования и развития народов, может честно думать о подобном решении или тот, кто любит Соединенные Штаты больше, чем Кубу». Марти, ровно как и Боливар, выступал за интеграцию латиноамериканских государств, веря в то, что страдания в эпоху колониализма и совместная борьба против него могли бы быстро сделать страны “латиноамериканской мозаики” монолитными и сплочёнными. Марти погиб в бою с испанскими войсками и сегодня считается национальным героем на Кубе.

Левые идеологии стали полноправной составляющей латиноамериканской политической повестки в XX веке. На это, опять-таки, повлияли события из-за рубежа: в основном революция 1917 года, которая произвела сильное впечатление на население. “Левые” разделились на два течения: революционных коммунистов и более умеренных социал-демократов. Первые коммунистические партии сформировались в 1920-х: они чётко ориентировались на советский марксизм-ленинизм и поддерживались Коммунистическим Интернационалом. Позже в регионе, ровно как и в Европе, появились народные фронты, противостоявшие фашистским партиям.

Викторио Кодовилья стоял у истоков образования в Аргентине Коммунистической партии в 1918 году. Он множество раз посещал СССР (похоронен деятель, кстати, на Новодевичьем кладбище) и был убеждённым сторонником единства международного коммунистического и рабочего движения, выступал против американского империализма.

Новое дыхание социализму в регионе дал подъём освободительных движений в конце 1950-х, апогеем которого стала революция на Кубе 1959 года. Это вооружённое восстание ставится в пику мирным путям достижения коммунизма, которых придерживались латиноамериканские левые партии. Кубинский революционер Эрнесто Че Гевара заявлял, что народу необходимо отвоевать земли и политическую власть у действующего правительства не иначе, как в ходе герильи (партизанской войны), которая затем должна перерасти в полномасштабную революционно-освободительную войну. Впоследствии Куба нередко принимала на себя роль “экспортёра революции”, поддерживая например, левую Сандистскую герилью в Никарагуа.

Важно понимать, что левое движение в Латинской Америке 20 века крайне неоднородное. С одной стороны – однопартийный режим Фиделя Кастро на Кубе или Коммунистическая партия Бразилии (PCdoB), которая фактически стала ядром подпольного вооружённого противостояния военной диктатуре в 1964-1985 гг. С другой стороны, весьма умеренный режим президента-социалиста Чили С. Альенде, который легитимно пришёл к власти и стремился осуществить мирный переход государства к новому строю с сохранением политических свобод.

Попытки выработать собственную национально-политическую доктрину нашли отклик и в духовной среде. В некотором смысле, даже религия в Латинской Америке стала “левой”. Например, Камило Торрес – колумбийский католический священник, низведённый церковью до мирянина за “увлечение атеистическим коммунизмом”. Торрес считал, что христиане не должны чураться вооружённой борьбы против власть имущих: сам организовывал партизанские нападения, учил детей, переводя им тексты Мао, Ленина, Сталина. Самая знаменитая цитата священника-коммуниста: «Если бы Иисус жил сегодня, то Он был бы партизаном». Причём в интеллектуальной среде Торрес не был изгоем: спустя некоторое время после его смерти появилось движение “теология освобождения”. Это религиозное течение, в какой-то степени апофеоз латиноамериканского поиска самоидентичности, ведь оно объединило в себе и католицизм, и марксизм, и борьбу за внешнюю независимость. Согласно “теологии освобождения”, христианское спасение недостижимо без уничтожения социального и экономического неравенства, а значит, в существующей классовой борьбе верующему необходимо противостоять несправедливости. Уго Чавес, кстати, был последователем этого движения.

В 1970-1980-е годы успех пришёл к социал-демократическим партиям: они призывали трансформировать капитализм в социализм без классовой борьбы и социальной революции и отказывались от марксизма как идеологической основы.

Закат “левых” пришёлся на конец 1980-х - 1990-е гг. и во многом был спровоцирован шоком от краха СССР и социалистического лагеря. Социал-демократы же, оказавшись под влиянием неолиберализма, стали ближе к правому политическому спектру.

Начало XX века в политической истории Латинской Америке тесно связано с массовым приходом к власти “новых левых”. Первым прорывом “левых” после долгого затишья стало избрание Уго Чавеса в Венесуэле, после чего регион захлестнула “розовая волна” (термин из зарубежной академии) или “левый поворот” (наиболее частое название этого феномена в российском экспертном сообществе). “Новые левые” выступили как против неолиберальной экономической модели (которая к началу нулевых уже порядком надоела избирателям), так и против советской социалистической модели. Они также критиковали латиноамериканских социалистов XX века за излишнюю бюрократизацию, подражание недемократическому СССР и насильственный способ достижения власти при помощи революций. Основные требования “новых левых” – национализация ключевых отраслей, перераспределение доходов, независимость от внешнего экономического влияния, уважение прав коренного населения.

Помимо У. Чавеса, другим наиболее ярким политиком “левого поворота” был бразильский президент Лула да Силва, подаривший региону идею “социализма освобождения”. Он не только раскритиковал модель советского государства, но и сформировал свой вариант социализма, в котором экономическую политику должно выбирать само общество, а государственный и партийный аппарат – лишь поддерживать выбранный курс.

Опора на госсектор и корпорации, противостояние с империализмом, латиноамериканская солидарность и патернализм по отношению к беднякам — суть большинства левых латиноамериканских режимов начала XXI века.

В основе политических процессов такого бурного и разношёрстного региона, как Латинская Америка, лежат не только стоящие на повестке дня проблемы и международная обстановка, но и общие вопросы самоидентификации латиноамериканцев. Периферийное положение, политическая, а затем и экономическая зависимость повлияли на то, что левая мысль, изначально заимствованная у европейцев, раскрылась на латиноамериканской почве. Лейтмотив многих левых концепций, зародившихся в регионе — идея освобождения. Освобождения от всесторонней зависимости, преследующей Латинскую Америку с момента основания на её территории первых колоний: зависимости, ставшей общим знаменателем и одновременно проклятием для всех стран региона.