После распада СССР и окончания Холодной войны наша страна оказалась на идеологическом перепутье в своей внешней политике. Словно герб с двуглавым орлом, молодая Российская Федерация смотрела в две стороны – на Запад (который нам исторически ближе) и на Восток (с которым вроде как мы тоже не чужие люди). Словом, хотелось всего и сразу, но Запад на чаше этих весов перевесил, и Борис Ельцин избрал путь в направлении западного мира.

Мог ли тогдашний президент России избрать другой путь? Навряд ли. Западный вектор развития России был настолько сильный, что до Востока руки не доходили. Также в те годы наша страна погрязла в глубоком внутреннем кризисе (то Белый Дом расстреляли и переписали Конституцию, то экономический кризис, а то и вовсе вся страна оказалась в руках нового и непонятного сословия олигархов), который отражался и на внешней политике. Москву постоянно мотало в разные стороны, но до прихода в МИД Евгения Примакова, ближневосточника по образованию и антизападника по убеждению, наша внешняя политика была прозападной. Но так долго продолжаться не могло, России не суждено было вписаться в сконструированный руками США либеральный западный мир по ряду разных причин, главные из них – это противоречащие друг другу национальные интересы, желание выжить в той самой хаотичной международной системе и просто разное видение мира.

После того как бывший министр иностранных дел и архитектор прозападной внешней политики РФ, Андрей Козырев, отправился «на помойку истории» (это слова одного из моих лекторов на первом курсе, которые меня поразили в свое время настолько, что до сих пор забыть не могу), на его место пришел Евгений Примаков, которого я представил абзацем выше. Именно Евгений Примаков сформулировал и претворял в жизнь концепцию многополярности, которая пережила своего автора и уже много лет фигурирует в качестве ядра доктрины о внешней политике.

В те годы Москва начала входить в умеренную конфронтацию с Западом и пыталась оформить союз с Китаем и Индией – союз, который заведомо не мог состояться из-за кардинально расходящихся позиций Китая и Индии, поэтому мы просто улучшили двусторонние связи с этими восточными державами. Пиком конфронтации с Западом времен Примакова стал разворот премьерского борта (Примаков тогда уже был премьер-министром), который летел из Рейкьявика в Вашингтон, обратно в Москву из-за начала бомбардировки Югославии войсками НАТО. Борис Ельцин успешно дистанцировался от этого происшествия, в стране жест Примакова был воспринят очень неоднозначно, а по правде говоря, отрицательно (тогда уже активно разворачивалась внутриполитическая борьба и кампания против союза Лужкова-Примакова), и немного погодя, Евгений Максимович ушел в отставку.

Пока во внешней политике Россия сменила очевидно прозападный курс на умеренно многополярный с неудавшейся попыткой создать союз с Индией и Китаем (но с кое-какими результатами на незападном направлении), российское общество жило по образцу западного мира – дети воспитывались на мультиках Disney, молодежь слушала американскую музыку, москвичи ели в McDonald’s и много чего еще. Простой российский обыватель плохо понимал Восток, ему были чужды восточные ценности, его менталитет был западным.

В начале 2000-х гг. в российских внешнеполитических элитах (прежде всего Совет по внешней и оборонной политике под руководством Сергея Караганова) возникло новое видение того, как должна складываться внешняя политика. Это видение получило название «Поворот на Восток», что предполагало повернуть Россию, ее элиты, экономику, общество на Восток. Логика простая – с Западом у нас навряд ли что-то выйдет, а вот с возвышающимся в те годы Китаем, который явно не устраивал тот самый Запад, у нас может что-то получится. Пройдет почти 20 лет, как Сергей Александрович Караганов на страницах «России в глобальной политике» опубликует статью о том, почему буксует «Поворот на Восток» – отсутствие нужной инфраструктуры, нехватка политической воли, экономическая несостоятельность вложенных инвестиций. Поворот не случился.

Но помимо всего прочего к «Повороту на Восток» не было готово и общество. За все эти годы эта внешнеполитическая концепция продолжала активно существовать в академических кругах и среди интеллектуальной элиты, но среди простых обывателей мало кто слышал о такой политике. Да, был дальневосточный гектар и призывы заселять Дальний Восток, но не более того. Конечно, любители покритиковать внешнюю политику на кухне не раз обсуждали важность сотрудничества с Китаем и ухода от Запада с его лживой демократией, но целостной картины о «Повороте на Восток», его важности и сути у россиян не сложилось. Да и к тому же, для успешности этого поворота была жизненно необходима близость с этим далеким Востоком – как географическая, но что более важно – культурная и идейная. Кто бы что ни говорил, но русские – люди больше западной культуры, которые практически ничего не знают о культуре восточной, разве что любят и ценят одежду из Uniqlo.

После начала специальной военной операции в медиа пространстве стала чаще появляться внешнеполитическая концепция «Крепость Россия», согласно которой в предстоящие годы международной изоляции для нашей страны настало время сосредоточиться на себе, пересмотреть внешнеполитические идеалы и приложить все усилия, чтобы развиваться своей дорогой без Запада – он уже отжил свое.

И вот мы находимся снова на внешнеполитическом перепутье, когда цена выбора между Западом и Востоком, пожалуй, намного выше, чем в 90-е гг. Сегодня руководство России сделало выбор и предприняло все меры, чтобы наш внешнеполитический путь был связан не с Западом, а по большей степени с Востоком (прежде всего с Китаем и Северной Кореей). Куда более важным мне видится конфликт внутри нашей страны, где часть общества не может принять внешнеполитический выбор руководства и видит свое будущее с запретным Западом, а Восток для него чужд. Очевидно, что к полноценному «Повороту на Восток» мы не готовы, прежде всего, экономически. Мы сами не раз писали о том, что перестроить все экономические связи в один момент не получится, это будет убыточно и неэффективно, а за прошедшие 20 лет единственное, чего добилась политика «поворота на Восток» – она просто забуксовала. Питать себя пустыми надеждами не будем. Поэтому куда мы движемся дальше антизападного дискурса и внутреннего конфликта между властью и несогласными с ее решениями – не ясно.

В сухом остатке все как обычно – ни прозападного курса, ни евразийства, ни «поворота на Восток», ни «Крепость России». Только пустота.