Егор смирнов/ 21.02.2023 / 5 минут
“Qatargate”: Атака на европейскую демократию
Депутаты Европейского парламента, в их числе даже бывший вице-председатель, лишаются неприкосновенности и рискуют оказаться за решёткой. Это связано с обнаруженной коррупционной схемой в Европарламенте, которая позволила группе евродепутатов обогатиться на полтора миллиона евро, которые были найдены в их квартирах. Журналисты уже окрестили это дело “Qatargate”. В выпуске для журнала Four обсуждаем, что это означает для политического будущего Европарламента и как далеко разбирательство может зайти.
История одной взятки: кто нажился и за чей счёт гуляют
Бывший вице-председатель Европарламента Ева Кайли, член греческой левоцентристской партии ПАСОК, находится под арестом. В её квартире было обнаружено больше сотни тысяч евро неизвестного происхождения. Против нескольких других евродепутатов также выдвигаются обвинения. Среди бывших депутатов по делу, возбужденному бельгийской прокуратурой в декабре 2022 г., проходит итальянец Пьер Антонио Панцери, бывший член Демократической партии Италии. Панцери и Франческо Джорджи, возлюбленный евродепутата Кайли, уже признали свою вину в получении взяток для оказания политического влияния. Однако Ева Кайли свою вину не признаёт.
Ева Кайли, бывший вице-председатель Европарламента
Председатель Европарламента Роберта Метсола инициировала голосование о снятии неприкосновенности с двух депутатов для проведения дальнейших расследований. Именно они были арестованы 10 февраля - итальянец Андреа Коццолино, член Демократической партии Италии, и бельгиец Марк Тарабелла, член Социалистической партии Бельгии. Франческо Джорджи был парламентским ассистентом Коццолино.
Андреа Коццолино, депутат Европарламента
Источником этих грязных денег бельгийская и итальянская прокуратуры называют правительство Катара или связанные с ним организации и фонды, которые лоббируют катарские интересы, а также правительство Марокко. Однако основной информационной удар приходится на Катар, потому что именно проблему катарских денег было выгодно обсуждать в период чемпионата мира в декабре прошлого года, когда к этой стране и её внутренней политике было приковано максимальное внимание.
Казалось бы, зачем катарскому правительству, которое отрицает свою причастность к подкупу евродепутатов, покупать влияние в Европарламенте? Есть подозрение, что такой интерес может быть, потому что европейскому избирателю не нравится Катар как авторитарная страна, где коллективный интерес доминирует над индивидуальным, а государственным управлением занимается династия и её приближенные. Но у катарского бизнеса есть коммерческий интерес в Европе, а у королевской семьи есть бесчисленное количество недвижимости в Евросоюзе, право на которую нужно защищать. По этой причине можно предположить, что евродепутатов необходимо подкупить, чтобы они в нужный момент не дали принять какой-либо громкий законопроект, национализирующий катарскую собственность во имя выплаты компенсаций всем пострадавшим от предполагаемых нарушений прав человека в Катаре или запрещающий вести все торговые отношения с авторитарными странами.
Всем известно, что европейцев и катарцев можно назвать деловыми партнёрами, но не друзьями. Дело в том, что легитимность европейских институтов строится в том числе на продвижении концепции прав человека и на защите демократических ценностей в европейской трактовке, чего нет в Катаре, где выстроена иная политическая, культурная и социально-экономическая система. Европейские политики не могут выстраивать дружеские отношения с Катаром, так как это подорвёт их доверие среди избирателей. Поэтому европолитики активно развивают неформальное деловое сотрудничество с Катаром, но публично осуждают культурную и религиозную политику арабской монархии.
Думается, все замечают, что схожим образом европейцы ведут себя по отношению к большинству стран, которые политологи классифицируют как авторитарные. Такой подход имел место и в отношении России до недавнего времени. Хотя на этом принципе строится внешняя политика стран-членов Евросоюза, нельзя сказать, что страны-объекты такой риторики должны обращать на неё внимание. Она направлена на внутреннюю европейскую аудиторию: “Мол, да, мы хотим развивать сотрудничество с богатой нефтью и газом страной, но мы помним, что там плохо обращаются с женщинами, поэтому мы не будем гордиться этими отношениями”.
Европолитики пытаются довольно справедливо усидеть на двух стульях: одновременно угодить своему электорату, чтобы успешно переизбраться, и активно развивать выгодное международное сотрудничество, причём эта выгода может быть не только национальной, но и личной. Однако кейс отношений России и Евросоюза показал, что доминирующим элементом этой пары является желание быть переизбранным, потому что возможных деловых партнёров всегда больше, чем один, а вот свой образ в восприятии электората депутат уже поменять не сможет, особенно когда на его место огромная конкуренция.
В этом контексте становятся более понятными заявления председательницы Европарламента Роберты Метсолы, что “подкуп европейских депутатов катарским правительством является нападением на демократию Евросоюза”, потому что Катар в Евросоюзе ассоциируется с авторитаризмом и нарушением общепринятых прав человека. Вообще Метсола остаётся активным критиком евродепутатов, против которых выдвинуты обвинения бельгийской и итальянской прокуратурой. Вот только в действительности остаётся открытым вопрос, является ли полтора миллиона евро нападением на демократию? Достаточная ли это сумма для установления лояльного арабской монархии президенциализма в Евросоюзе? Сделаю также оговорку, что катарское или даже марокканское происхождение денег ещё необходимо доказать.
Казалось бы, зачем катарскому правительству, которое отрицает свою причастность к подкупу евродепутатов, покупать влияние в Европарламенте? Есть подозрение, что такой интерес может быть, потому что европейскому избирателю не нравится Катар как авторитарная страна, где коллективный интерес доминирует над индивидуальным, а государственным управлением занимается династия и её приближенные. Но у катарского бизнеса есть коммерческий интерес в Европе, а у королевской семьи есть бесчисленное количество недвижимости в Евросоюзе, право на которую нужно защищать. По этой причине можно предположить, что евродепутатов необходимо подкупить, чтобы они в нужный момент не дали принять какой-либо громкий законопроект, национализирующий катарскую собственность во имя выплаты компенсаций всем пострадавшим от предполагаемых нарушений прав человека в Катаре или запрещающий вести все торговые отношения с авторитарными странами.
Почему Евросоюз не дружит с автократиями?
Всем известно, что европейцев и катарцев можно назвать деловыми партнёрами, но не друзьями. Дело в том, что легитимность европейских институтов строится в том числе на продвижении концепции прав человека и на защите демократических ценностей в европейской трактовке, чего нет в Катаре, где выстроена иная политическая, культурная и социально-экономическая система. Европейские политики не могут выстраивать дружеские отношения с Катаром, так как это подорвёт их доверие среди избирателей. Поэтому европолитики активно развивают неформальное деловое сотрудничество с Катаром, но публично осуждают культурную и религиозную политику арабской монархии.
Думается, все замечают, что схожим образом европейцы ведут себя по отношению к большинству стран, которые политологи классифицируют как авторитарные. Такой подход имел место и в отношении России до недавнего времени. Хотя на этом принципе строится внешняя политика стран-членов Евросоюза, нельзя сказать, что страны-объекты такой риторики должны обращать на неё внимание. Она направлена на внутреннюю европейскую аудиторию: “Мол, да, мы хотим развивать сотрудничество с богатой нефтью и газом страной, но мы помним, что там плохо обращаются с женщинами, поэтому мы не будем гордиться этими отношениями”.
Европолитики пытаются довольно справедливо усидеть на двух стульях: одновременно угодить своему электорату, чтобы успешно переизбраться, и активно развивать выгодное международное сотрудничество, причём эта выгода может быть не только национальной, но и личной. Однако кейс отношений России и Евросоюза показал, что доминирующим элементом этой пары является желание быть переизбранным, потому что возможных деловых партнёров всегда больше, чем один, а вот свой образ в восприятии электората депутат уже поменять не сможет, особенно когда на его место огромная конкуренция.
Такая ли это угроза для евродемократии?
В этом контексте становятся более понятными заявления председательницы Европарламента Роберты Метсолы, что “подкуп европейских депутатов катарским правительством является нападением на демократию Евросоюза”, потому что Катар в Евросоюзе ассоциируется с авторитаризмом и нарушением общепринятых прав человека. Вообще Метсола остаётся активным критиком евродепутатов, против которых выдвинуты обвинения бельгийской и итальянской прокуратурой. Вот только в действительности остаётся открытым вопрос, является ли полтора миллиона евро нападением на демократию? Достаточная ли это сумма для установления лояльного арабской монархии президенциализма в Евросоюзе? Сделаю также оговорку, что катарское или даже марокканское происхождение денег ещё необходимо доказать.
Роберта Метсола, председатель Европарламента
И почему объектом коррупции был выбран в таком случае Европарламент, который считается самым слабым евроинститутом с точки зрения доступных ему полномочий. Обратите внимание, что у депутатов Европейского парламента даже нет права законодательной инициативы, то есть их основная задача - это утверждение законопроектов, которые им спускает Еврокомиссия, наделенная таким правом. Причём если евродепутаты захотят внести какие-либо правки в законопроект, они могут быть заблокированы Советом ЕС, неизбираемым наднациональным собранием профильных министров стран-членов Евросоюза. В таком случае, если предположить, что катарское правительство действительно подкупило евродепутатов, это может свидетельствовать либо о неверном анализе институтов Евросоюза со стороны экспертов при кабинете, либо о том, что подкуп совершался в интересах отдельного члена семьи или элиты.
Вполне возможно также допустить, что катарское правительство или связанная с ним организация финансово поощряли евродепутатов, чтобы они делали положительные заявления в адрес Катара на фоне общей критики и политического бойкота чемпионата мира по футболу, который прошёл в декабре в Катаре (с чем, вероятно, и связан возможный интерес катарских лидеров к лоббизму). Но является ли лоббизм как таковой нападением на демократию, если он давно практикуется и в США, и в Евросоюзе, и с ним не борются? Представляется, что нет, если это официальный лоббизм - организация-донор зарегистрирована в реестре, а организация-реципиент известна.
Судя по всему, в этом деле речь идёт о неофициальном лоббизме, который также имеет место и не всегда его можно назвать преступным. Но шум поднялся именно из-за возможного источника денег - из-за сложившегося образа Катара в европейском дискурсе. Это означает, что европейский избиратель должен забеспокоиться, откуда социал-демократы получают деньги и чьи интересы представляют. Однако не верится, что расследование проводится именно с целью запятнать репутацию социал-демократов. Интересно, что операция была предана огласке, вероятно, чтобы показать избирателям, что Евросоюз противостоит попыткам повлиять извне на принятие решений внутри системы. Наверное, горький опыт российского лоббизма побудил их более строго относиться к подобному финансированию.
Можно сказать, что сама операция может быть воспринята двояко. Либо как пример добросовестной работы европейской прокуратуры, препятствующей неофициальному лоббизму и предпринимающей попытку привить чувство ответственности евродепутатам за их дело. Либо как возможная расправа над политическими конкурентами, хотя её будут помнить как праведную борьбу с атакой на европейскую демократию.
Вопрос только в том, сделает ли это Европарламент сильнее - станут ли евродепутаты серьёзнее относиться к своей работе и препятствовать неофициальному лоббизму, или слабее - разочаруется ли европейский избиратель в своих единственных народных избранниках. Представляется, что каких-либо значимых политических изменений в результате этого дела не произойдёт. Вероятно, бельгийская или итальянская прокуратура не смогут предъявить какие-то конкретные обвинения катарскому правительству (или, возможно, потенциально смогут, но им не позволят свои национальные правительства), однако эта история в целом обращает внимание к функционалу Европарламента и к возможным будущим направлениям евроинтеграции.
Вполне возможно также допустить, что катарское правительство или связанная с ним организация финансово поощряли евродепутатов, чтобы они делали положительные заявления в адрес Катара на фоне общей критики и политического бойкота чемпионата мира по футболу, который прошёл в декабре в Катаре (с чем, вероятно, и связан возможный интерес катарских лидеров к лоббизму). Но является ли лоббизм как таковой нападением на демократию, если он давно практикуется и в США, и в Евросоюзе, и с ним не борются? Представляется, что нет, если это официальный лоббизм - организация-донор зарегистрирована в реестре, а организация-реципиент известна.
Судя по всему, в этом деле речь идёт о неофициальном лоббизме, который также имеет место и не всегда его можно назвать преступным. Но шум поднялся именно из-за возможного источника денег - из-за сложившегося образа Катара в европейском дискурсе. Это означает, что европейский избиратель должен забеспокоиться, откуда социал-демократы получают деньги и чьи интересы представляют. Однако не верится, что расследование проводится именно с целью запятнать репутацию социал-демократов. Интересно, что операция была предана огласке, вероятно, чтобы показать избирателям, что Евросоюз противостоит попыткам повлиять извне на принятие решений внутри системы. Наверное, горький опыт российского лоббизма побудил их более строго относиться к подобному финансированию.
Вместо вывода
Можно сказать, что сама операция может быть воспринята двояко. Либо как пример добросовестной работы европейской прокуратуры, препятствующей неофициальному лоббизму и предпринимающей попытку привить чувство ответственности евродепутатам за их дело. Либо как возможная расправа над политическими конкурентами, хотя её будут помнить как праведную борьбу с атакой на европейскую демократию.
Вопрос только в том, сделает ли это Европарламент сильнее - станут ли евродепутаты серьёзнее относиться к своей работе и препятствовать неофициальному лоббизму, или слабее - разочаруется ли европейский избиратель в своих единственных народных избранниках. Представляется, что каких-либо значимых политических изменений в результате этого дела не произойдёт. Вероятно, бельгийская или итальянская прокуратура не смогут предъявить какие-то конкретные обвинения катарскому правительству (или, возможно, потенциально смогут, но им не позволят свои национальные правительства), однако эта история в целом обращает внимание к функционалу Европарламента и к возможным будущим направлениям евроинтеграции.
Вам понравилась эта статья?
Смотрите также:
