Теория демократического мира: от Вечного мира до политической психологии

Истоки теории демократического мира


Первооткрывателем теории демократического мира (далее - ТДМ) по праву является Иммануил Кант, который теоретизировал свои представления о том, как человечеству достичь так называемого Вечного мира. Теория Канта состоит из трех запрещающих, трех предписывающих и трех статьей вечного мира. Фундаментальнейшей представляется одна из трех статей вечного мира, которая подчеркивает, что мир возможен только между республиками. Здесь стоит понимать, что Кант не имел в виду демократию, именно республику, то есть форму организации власти, когда правит крайне ограниченная прослойка населения, которую ограничивают народно-представительные органы. Так или иначе, уже в конце XVIII века Кант осознал, что мира могут достичь не абсолютные монархии, где власть помазанников божьих никем не ограничивается, а республики.

Закрепил ТДМ в научном сообществе Фрэнсис Фукуяма в конце XX века. Печально наблюдать, как этого человека воспринимают в России в качестве фантазера или того, кто не понимал, о чем говорит. Мысли Фукуямы более чем разумны и логичны, а цель благородна – стремление избавить мир от войн.


Фукуяма говорит о том, что после распада СССР в 1991 году наступает «конец истории» в гегельянской интерпретации, то есть движение по поступательной к чему-то лучшему. После развала двух конкурентов либеральной демократии-фашизма (Третьего Рейха) и коммунизма (СССР) первая по праву стала наиболее успешной и эффективной формой правления, так как ведущие либеральные демократические государства не развалились и продолжили успешно развиваться.

В основе теории Фукуямы лежат два аргумента, которые зачастую упускаются скептиками. Первый аргумент – это экономическое развитие. На рубеже XIX-XX веков происходит либерализация мировой экономики, как следствие, нужды человека удовлетворяются с большими масштабами, а экономическое и технологическое процветание ведет к созданию похожих форм политической организации.

Второй аргумент – это «борьба за признание». Фукуяма подчеркивает, что человек по своей натуре хоть и морален, однако желает признания в обществе. «Дилемма признания» заключалась в том, что ради собственного признания государства стремились подчинить другие народы. После Американской войны за независимость и Французской революции на пьедестал вступили естественные права – главной ценностью стала жизнь человека, его свобода и равенство перед другими. Демократии признавали себя равными друг другу, что убрало необходимость подчинения.


Теория Фукуямы является целостной, то есть ни экономическое развитие, ни решение «дилеммы признания» не могут сами по себе привести к образованию зрелой либеральной демократии и миру с себе подобными. Почему была война с крайне развитым в экономическом плане Третьим Рейхом? Потому что Гитлер считал, что для признания величия Германии необходимы завоевание и уничтожение целых народов. И наоборот, даже если государство обладает сильными принципами «признания», без сильной экономики оно рано или поздно столкнется с большими проблемами в создании настоящей либеральной демократии.


Современное обоснование ТДМ

ТДМ основана на эмпирическом феномене – за долгий период между зрелыми демократиями не возникало войн или вооруженных столкновений. В научном сообществе выделяют два аргумента этому феномену - нормативный и структурный (институциональный).

Нормативный аргумент основан на том, что любая зрелая либеральная демократия основана на схожих нормах и принципах, например, незыблемость прав и свобод человека, верховенство закона и равенство всех перед ним. Если эти либеральные нормы в действительности реализуются, то политика государства является прозрачной для других либеральных демократий, создается принцип транспарентности. В итоге снижается восприятие опасности и разрешается дилемма анархичности международных отношений. Достаточно логично, что либеральная демократия будет больше опасаться государства, где сажают в тюрьму оппозиционеров или «перевоспитывают» людей другой национальности в концентрационных лагерях, нежели того, где соблюдаются основные права и свободы человека.


Структурный или институционный аргумент основан на механизме сдержек и противовесов, которые существуют в любой демократии. Президент или премьер-министр не обладает всей полнотой власти, а его решения могут быть осуждены или даже отменены. Существуют механизмы импичмента, когда лидер государства отстраняется от своей должности. Народ и другие ветви государственной власти в большой степени ограничивают лидера начать войну с каким-либо государством, а с другой зрелой демократией – подавно. Также предполагают, что зрелые демократии в войне друг с другом получат больше издержек, чем выгод.


Либеральной демократии требуется гораздо больше ресурсов для мобилизации населения при войне, а практика показывает, что в большинстве своем такая мобилизация возможна лишь в случае угрозы выживания демократии, которую осознает народ. Напротив, в авторитарных и тоталитарных режимах сама политическая система устроена так, что у лидера есть все механизмы делать то, что ему захочется, поэтому и начать войну для него менее затратно.

Между сторонниками того или иного аргумента все еще идут споры о том, какой довод больше поясняет эмпирический феномен ТДМ, однако впечатляет позиция некоторых ученых, которые настаивают на отказе от вакуумного понимания каждого аргумента. Нормативный и структурный аргументы должны являться единым целым. Трудно представить зрелую либеральную демократию с принятыми в конституции либеральными нормами, но с полной концентрацией власти в руках лидера государства – это уже авторитаризм. Так же и наоборот. Один из теоретиков пишет, что в аргументе ТДМ лежит три столпа - «республиканское представительство, идеологическое соглашение с фундаментальными правами человека и транснациональная взаимозависимость».


Теоретические нововведения в ТДМ

ТДМ не стоит на месте и не закончилась книгой Фрэнсиса Фукуямы, как это ни прискорбно для ее критиков. В заключительной части статьи хотелось бы написать о самых масштабных дополнениях в ТДМ, которые еще в большей степени поясняют причинно-следственные связи эмпирического феномена отсутствия войн между зрелыми демократиями.

Начнем с теории «восприятия» или «принятия решений», которая подчеркивает важность восприятия «лица» на международной арене того или иного государства. Мало называть себя демократией и при этом устраивать военные операции с близлежащими государствами, аргументируя их стремлением повысить свою безопасность. С точки зрения этой теории, у государства есть внутренняя составляющая, то есть соблюдение нормативных принципов либерализма или структуры демократии, и внешняя составляющая, то есть как государство себя ведет в международном взаимодействии с другими государствами.

Отсюда и постулаты сторонников этой теории: «либералы будут верить тому, кого считают либеральным, и не верить тому, кого считают нелиберальным»; «когда либералы видят, что государство становится либеральным по принципам первого государства, они будут ожидать миролюбивую политику от него»; «либералы не будут изменять оценку иностранного государства во время кризиса, если только его институты не изменились [в нелиберальную сторону]».

Исходя из этой теории понятны конфликты между de-jure демократиями, однако de-facto между зрелой и молодой демократией. Последняя из-за неопытности взаимодействия на международной арене или сокрытия лидерами государства сущности политического режима может создавать восприятие опасности зрелой демократии, которая может ответить агрессивно.

Другим достаточно схожим, но в сущности другим дополнением является теория «восприятия страха», которая подчеркивает, что у каждого лидера либеральной демократии есть уникальная «грань страха», после прохождения которой действия другого государства воспринимаются как угроза своей собственной безопасности.

В качестве примера теоретики приводят восприятие Франклином Делано Рузвельтом Третьего Рейха до и после Мюнхенского сговора 1939 года. Несмотря на то, что до сговора нормативные и структурные аргументы уже подчеркивали агрессивность государства Гитлера, тем не менее Рузвельт продолжал пытаться сотрудничать с Германией из-за своей миролюбивой личности. После кризиса в Мюнхене «грань» Рузвельта была пройдена, из-за чего его политика приобрела более агрессивный характер.
Последним дополнением стали постулаты политической психологии, теоретики которой создали типологию лидеров либеральных демократий на основе того, как они реагируют на опасность извне.

Политические лидеры были разделены на четыре типа: умеренной ориентации, которые считают, что мир является безопасным местом, в котором нет необходимости применять силу к другим государствам; прагматической ориентации, которые воспринимают мир в качестве возможно конфликтного, однако допускают и мирное разрешение конфликтов, что представляется возможным при нормативной общности; воинствующей ориентации, которые воспринимают мир с точки зрения дилеммы «нулевой суммы» реалистов, однако в то же время признают существование некоторых незыблемых международных норм; и радикально ориентированные, которые считают необходимостью использовать силу для распространения своей идеологии.


Вместо вывода

Некоторые люди ошибочно думают, что ТДМ стремится к «миру во всем мире», что не так. Теоретики ТДМ оставляют за либеральными демократиями право воевать с авторитарными или тоталитарными режимами, если их действия на международной арене представляют опасность для них самих. Например, Великобритания объявила войну Третьему Рейху после того, как Гитлер начал Блицкриг на территории стран Бенилюкса. Они также не отказываются от принципов реализма в международных отношениях, если отношения приобретают воинствующий характер. Однако на это должны быть более чем существенные причины.

Некоторые ученые называют теорию демократического мира мертвой, с чем я не могу согласиться. Пока не произойдет полноценной войны между странами со зрелой либеральной демократией (например, Францией, Великобританией, США или Германией), теория будет существовать и развиваться, а эмпирический феномен останется реальностью.